Полное имя – Анри Эмиль Бенуа Матисс.
Выдающийся французский живописец, график, скульптор, основоположник фовизма.
«Если бы требовалось сравнить
творчество Матисса с какой-то вещью, следовало бы выбрать апельсин. Как и
он, творчество Анри Матисса – плод сверкающего света», – так изящно и
поэтично сказал об искусстве художника французский поэт Аполлинер.
Создавая свои ясные, открытые, жизнеутверждающие произведения, Матисс
стремился нести счастье и гармонию человеку, поднимая его над
обыденностью жизни, открывая ему «красоту мира и радость творчества».
Однако, избавляя своим искусством людей от «треволнений и беспокойств»,
сам художник прошел нелегкий жизненный путь, посвятив шестьдесят пять
лет из восьмидесяти пяти прожитых живописи. Он был «великим
трудоголиком» искусства, исключительно одержимым, требовательным до
придирчивости к другим и к себе, колючим в общении с друзьями и
близкими. Он не любил, когда его отвлекали от собственного мира идей,
образов, фантазий и красок. Да и могло ли быть иначе? Ведь этот
гениальный экспериментатор видел и чувствовал мир не так, как другие.
Родился Матисс в небольшом старинном
городке Като на севере Франции. Его отец был торговцем зерном, а мать,
обладая некоторыми художественными способностями, на досуге занималась
росписью посуды. Отец мечтал, чтобы его сын стал адвокатом, и казалось,
что Анри, получивший классическое образование, непременно воплотит его
замыслы. Юноша начал изучать право и в 1889 г. получил должность
помощника адвоката. Однако в двадцатилетнем возрасте он перенес тяжелую
болезнь и операцию, из-за чего оказался надолго прикован к постели.
Именно в период затянувшегося выздоровления Анри случайно
заинтересовался живописью. Срисовывая картинки из попавшего к нему в
руки альбома, юноша так увлекся, что вскоре рисование стало его
единственным занятием, благодаря которому он мог «открывать самого себя и
самоутверждаться». «Я был совершенно свободен, одинок, спокоен, –
вспоминал художник годы спустя. – В то время я всегда испытывал
беспокойство и изнывал, когда был вынужден заниматься другими делами».
Оправившись от болезни, Анри продолжил
изучение права, совместив его с посещением художественной школы. Свои
первые этюды молодой клерк частенько писал тайком, так как отец всячески
пытался противостоять его художественной карьере. Но все же, благодаря
своему упорству, Анри добился от отца разрешения на отъезд в Париж. В
столице он поступил в Академию Жюлиана, где его наставником стал
художник Вильям Бугро, чья «тусклая зализанная живопись» была одно время
очень популярна. Вскоре юному Матиссу надоело «бесконечное копирование
гипсов и бессмысленная тушевка карандашом», которыми он занимался под
руководством «верховного жреца академического искусства», и он перешел в
Школу декоративных искусств. Там ему посчастливилось попасть в
мастерскую тонкого живописца Гюстава Моро, который стал его настоящим
учителем. Матисс надолго сохранил в своем творчестве следы влияния Моро и
навсегда запомнил его слова: «В искусстве чем проще средства, тем
сильнее выражается чувство».
В годы учебы начинающий художник многие
часы проводил в Лувре, копируя полотна Карраччи, Рафаэля, Пуссена,
Шардена и изучая искусство старых мастеров. Его великолепно выполненные
копии до сих пор хранятся во многих музеях Франции. «Я проводил целые
дни в музее, но, выйдя оттуда на прогулку, испытывал такую же радость,
какую получал от живописи. Видите ли, прежде чем отдать предпочтение
тому или иному крупному художнику, я изучал его, повинуясь влечению,
так, как писатели изучают писателей, тем более что мной руководило не
желание усвоить их приемы, а стремление к знаниям. Я шел от голландцев к
Шардену, от итальянцев – к Пуссену», – вспоминал художник. После смерти
Гюстава Моро, в 1898 г. Матисс оставил учебу в академии и начал
заниматься в мастерской Каррьера.
В том же году художник женился на
красивой южанке Амели Пейрейр де Тулуз. В свадебное путешествие
молодожены отправились в Лондон, на родину художника Тернера. Анри
Матисс, в немалой степени испытавший в своем творчестве влияние этого
живописца, говорил, что он выбрал Лондон «специально для того, чтобы
увидеть картины Тернера», которого считал «переходной ступенью от
традиционной живописи к импрессионизму». Преклоняясь перед мастерством
великих предшественников, Матисс никогда не избегал их влияния на свое
искусство. «Я посчитал бы это за малодушие и неискренность перед самим
собой. Я думаю, что личность художника развивается и утверждается в
сражениях… Если же он погибает в борьбе, то такова уж его судьба…» –
признавался живописец.
Годы учения оставили заметный след в
творчестве художника, но все же «решающее значение» имело то, кого он
сам выбрал себе в учителя. В разное время он увлекался живописью Коро,
Курбе, Гогена, Синьяка. С некоторыми из великих Матиссу довелось
видеться и общаться лично: Родену он показывал свои рисунки, от Ренуара
неоднократно слышал отзывы о своей живописи, правда, не всегда лестные.
Скульптор Аристид Майоль, художники Пабло Пикассо, Альбер Марке, Пьер
Боннар были друзьями Матисса, и, естественно, их искусство не могло не
отразиться на его творческом становлении. Но, пожалуй, наиболее сильное
влияние на Матисса оказало художественное наследие Поля Сезанна. Во
многих ранних картинах художника явственно ощущается нечто от живописной
манеры этого мастера («Женщина в шляпе», «Молодой моряк в кепке» и
др.). Еще в молодости, экономя на самом необходимом, Матисс приобрел
один из шедевров Сезанна, «Три купальщицы» и сумел сохранить это
уникальное полотно даже в пору крайней нужды. Когда в 1934 г.
американский коллекционер предложил за него Матиссу более миллиона,
художник не пожелал расстаться с картиной, но спустя годы по-королевски
одарил ею парижский муниципалитет. В «Трех купальщицах», так очаровавших
его, он видел «истоки своего искусства».
Анри Матиссу было двадцать шесть лет,
когда впервые его натюрморт «Интерьер мастерской» и картина «Читающая
женщина» были выставлены в Салоне живописи Национального общества
изящных искусств. Картины принесли молодому художнику первое признание и
членство в Национальном обществе. Однако, пренебрегая своим
благополучием, Матисс предпочел громкому успеху «трудности борьбы и
нелегкую честь быть удовлетворенным собой». Несмотря на то что некоторые
из его картин к тому времени даже нашли своих покупателей, он порвал с
рутиной Национального общества изящных искусств и стал демонстрировать
свои работы на выставках «Независимых», где было больше возможностей для
художников-новаторов.
Материальное положение Матисса и его
семьи в те годы оставляло желать лучшего. Чтобы как-то поправить
денежные дела, он вместе со своим другом Марке подрабатывал тем, что
рисовал «километры лавровых листьев», украшая фризы выставочных залов.
Вскоре жена художника открыла шляпный магазин, который хоть и не
приносил существенных доходов, все же давал средства к существованию в
тяжелые времена. По воспоминаниям современников, брак Матисса был
«чрезвычайно счастливым: исключительно преданная ему Амели Матисс
работала, чтобы муж мог заниматься только своей живописью!» Эта
прелестная, мужественная и полная веры в талант своего мужа, любимая
женщина художника, изображена на многих его полотнах («Женщина в шляпе»,
«Портрет жены», обе в 1913 г. и др.). «Мадам Maтисе была прекрасной
хозяйкой. Она превосходно вела хозяйство, великолепно готовила, умела
покупать дешево, а также позировала для всех картин Матисса. Мадам
Матисс производила впечатление чувствительной женщины. Всякий, кто знал
ее, ощущал свойственное ей глубокое чувство жизни», – вспоминала
Гертруда Стайн, одна из первых почитательниц творчества художника.
В 1905 г. в Осеннем салоне Матиссом
были выставлены картины «Открытое окно», «Роскошь, покой и
сладострастие» и «Женщина в шляпе», а год спустя в Салоне «Независимых»
представлена большая декоративная лирическая композиция «Радость жизни»
(1906 г.), ставшая гимном фовизма. Совершенно непохожие на произведения
салонных портретистов, эти полотна вызвали насмешки и резкие нападки у
парижской публики. Как это ни странно, позднее Матисса нередко называли
«светским», салонным художником, усматривая в праздничности и нарядности
его картин прямое воздействие на него вкусов богатых меценатов.
Живописца упрекали в оторванности от существующей действительности, в
непонимании современных насущных проблем. Действительно, за редким
исключением, в картинах Матисса не увидишь «невзрачных мотивов будничной
повседневности». Художник старался запечатлеть совершенно иное:
нарядных женщин в красивой элегантной обстановке, пышные букеты цветов,
яркие ковры. Картины Матисса не способны вызывать в людях «трагическое
потрясение», но они могут помочь им обрести «душевное очищение и
нравственную опору». «Ястремлюсь к искусству, исполненному
равновесия, чистоты; оно не должно беспокоить и смущать. Я хочу, чтобы
усталый, измотанный, изнуренный человек, глядя на мою живопись, вкусил
отдых и покой», – говорил художник.
После Осеннего салона 1905 г.,
получившего название «Салона фовистов», Матисс стал главой
художественной группы, куда вошли близкие ему по духу живописцы – Дерен,
Вламинк, Руо, Манген и др. С «легкой» руки критика Л. Вокселля Анри
Матисса и его соратников-друзей стали называть «дикими» («fauves»),
поначалу вкладывая в это слово «обидный и даже оскорбительный смысл».
Большая часть современников видела в фовистах только признаки
«огрубения, одичания, отказа от изысканности импрессионистов». Позднее
название «дикие» («фовисты») вошло в историю искусства как термин,
обозначающий целое направление в живописи. Течение это оказалось
недолговечным, и каждый из его последователей пошел своим путем. Но и
после распада группы Матисс продолжал серьезно и глубоко относиться к
тем принципам, которые объединяли фовистов, и никогда не отказывался от
них полностью. Будучи в среде единомышленников лидером, к тому же самым
старшим из них по возрасту, он пользовался неизменным авторитетом.
Постепенно в его мастерской начали собираться ученики, и в 1906 г.
Матисс стал главой собственной «академии», размещенной в старом
монастыре. Но, не увидев в педагогической деятельности своего призвания,
через некоторое время он прекратил ее. Художник всегда настороженно
относился к созданию собственной школы, видимо, опасаясь, что появление
подражателей, даже талантливых, будет мешать пониманию его искусства.
В 1906 г. Матисс совершил поездку в
Алжир, после чего увлекся орнаментами мусульманского Востока в стиле
арабесок («Накрытый стол – красная гармония», 1908 г.). Последующие
неоднократные путешествия в Алжир и Марокко еще более укрепили в нем
«декоративное чувство внешнего мира». «Путешествия в Марокко помогли мне
осуществить необходимый переход и позволили вновь обрести более тесную
связь с природой, чего нельзя было достигнуть с помощью живой, но все же
несколько ограниченной теории, какой стал фовизм», – говорил художник.
«Под знаком ислама» появилась в 1907 г. композиция «Голубая обнаженная.
Воспоминания о Бискре», в 1909 г. – картина «Алжирка». В них художник
отдал дань увлечению красками Востока и мавританским стилем. «Свет
Магриба» побудил Матисса создавать свои творения, еще более упростив
композицию, отбросив лишние детали. Большинство полотен, написанных в
1911–1913 гг. в Марокко, отличаются простотой средств выражения
(«Стоящая Зора», «Зора в желтом», «Марокканский сад», «Воин из племени
рифов»). Таковы и созданные чуть ранее знаменитые трехцветные панно
«Музыка» и «Танец» (1910 г.), украсившие вестибюль московского особняка
русского коллекционера С. Щукина. Эти творения, наполненные удивительной
страстностью и экспрессией, явились одним из высших взлетов гения
художника. В них автор словно утверждал первобытную дикость – «признак
здоровья, страсти, молодости и моральной чистоты».
В 1911 г. по приглашению С. Щукина,
который был одним из немногих меценатов, к кому Матисс относился с
теплотой и уважением, он посетил Москву, где познакомился с искусством
русских художников-иконописцев, побывал в Третьяковской галерее и соборе
Московского Кремля. Годы спустя Матисс вспоминал об этом путешествии: «Явидел
в России иконы, не уступающие французским примитивам. Сравнивая со
Средиземноморьем, я считаю, что побывал в Азии. Какое будущее у этой
страны, она так всем богата!»
Выбившись из нужды, Матисс получил
возможность много путешествовать и пользовался этим, пожалуй, как ни
один другой художник его времени. Он побывал не только в России, Марокко
и Алжире, но и в Италии, Германии, посетил остров Таити. К своим
впечатлениям от увиденного живописец возвращался в течение всей жизни.
Заметные изменения в творчестве Матисса
произошли в годы Первой мировой войны. На смену красочной роскоши,
яркости, узорности пришли строгость и суровость. «Дверь-окно» (1914 г.),
«Художник и его модель», «Урок музыки» (обе в 1916 г.), «Девушки у
реки» (1916–1917 г.), «Аллея в парке Триво» (1917 г.) и другие картины
этого периода резко отличаются от всего творчества художника, «обычно
более непосредственного, импульсивного, приветливого».
В начале войны сорокачетырехлетний
Матисс, настоящий патриот своей родины, хотел отправиться на фронт,
чтобы «встать на защиту Франции не с кистью в руке», однако взяться за
оружие ему помешал возраст. В 1917 г. он переехал в Ниццу, где нашел для
себя «убежище, исполненное благодати», «гавань, куда не только заходят,
а, очарованные ее великолепием, бросают там якорь навсегда». «Пейзажи,
интерьеры, одалиски говорят о добровольном подчинении художника коварной
прелести края, где сам день – сладость жизни, свет, аромат,
беспечность…» Именно в Ницце Анри Матисс отрекся от «примитивной мощи
выражения, от компромисса абстракции и чувства», стремясь исполнить свое
«всегдашнее желание» – «создавать искусство, понятное любому зрителю
вне зависимости от его культурного уровня». В этот счастливый спокойный
период жизни художник написал множество картин, составивших серию
«Одалиски». В ней он изобразил облаченных в экзотические наряды женщин
на декоративном фоне («Ожидание», «Одалиска в красных шароварах»,
«Одалиска в позе Будды» и др.). Английский историк Р. Фрай назвал время
создания «Одалиски» периодом рококо в творчестве художника.
В это время Матисс создавал и эскизы
декораций и костюмов к балету «Соловей» И. Стравинского, много занимался
скульптурой, которая, однако, не нашла признания при жизни художника и
долгое время не покидала стен его мастерской.
В 20-е гг. к живописцу пришло широкое
признание. Отныне коллекционеры гоняются за его картинами, их выставки
проводятся во многих столицах Европы и Америки, имя художника становится
знаменитым далеко за пределами Франции.
В начале 30-х гг. Матисс снова
возвратился к исканиям фовистского периода. В творчестве
шестидесятилетнего художника, который словно обрел вторую молодость,
произошел новый перелом. Испытывая влечение к монументальной живописи,
он смог проявить себя в ней, создав десятиметровое декоративное панно
для музея Бернеса в Мерионе (1931–1933 гг.). В нем автор видел «итог
своих сорокалетних исканий». При создании панно «Танец», которое никоим
образом не повторяет щукинское панно на эту тему, художник впервые
применил цветную бумагу, вырезая из нее нужные формы.
Стремление к «величавому спокойствию и
большой форме» просматривается и в станковой живописи Матисса 30-х гг.
(«Розовая обнаженная женщина», «Сон»). В своих многочисленных
композициях этого периода, среди которых более известны «Персидское
платье», «Музыка» (1939 г.), «Румынская блуза» (1940 г.), художник снова
утверждает принципы «чистой живописи». Написанные небрежными мазками,
эти картины создавали радостное, но обманчивое впечатление, будто они
созданы легко, «с одного раза», как результат «счастливого и беспечного
вдохновения». То же самое можно сказать практически обо всех картинах
художника. Но на самом деле каждое из творений мастера – итог
кропотливых поисков, упорного труда, огромного морального и физического
напряжения. Не отличаясь крепким здоровьем, очень страдая от бессонницы,
Матисс отказывал себе во многих развлечениях, лишь бы сохранить
способность работать. Создавая картину, он забывал обо всем на свете, и
ничто не могло заставить его отвлечься от мольберта. Так продолжалось из
года в год, из десятилетия в десятилетие, пока старость и недуги не
одолели художника.
Последние пятнадцать лет жизни были
особенно сложными для Анри Матисса. В годы Второй мировой войны его
любимая дочь Марго, как участница Сопротивления, была угнана фашистами в
концлагерь. К счастью, ее и арестованную за участие в антифашистском
движении Амели Матисс освободили союзники. Сам же художник во время
оккупации и мысли не допускал о том, чтобы покинуть родину. В 1941 г. он
перенес тяжелую операцию на кишечнике. Резко ухудшившееся здоровье не
позволяло ему работать так напряженно, как он привык, но все же, даже
прикованный к постели, он продолжал творить. Вынужденный почти полностью
оставить масляную живопись, так как не имел сил держать в руках кисть и
палитру, художник разработал технику составления изображения из
обрезков цветной бумаги. Серия цветных наклеек, впоследствии
переведенных в литографии, была объединена Матиссом в альбоме под
названием «Джаз». Посвященная цирку, она включает в себя красочные и
нарядные листы – «Беспокойный сон слона», «Икар», «Похороны Пьеро» и др.
Одно из самых значительных последних произведений художника – созданная
за два года до смерти цветная наклейка «Печаль короля», вызывающая в
памяти картину почитавшегося художником Рембрандта «Царь Саул».
Незадолго до смерти Матисс занимался
украшением «Капеллы четок» сестер-доминиканок в Вансе, где у него была
редкая возможность создать интерьер, полностью оформленный по
собственному замыслу. Предлагая «Капеллу четок» в дар архиепископу
Ниццы, Матисс сказал: «Она потребовала от меня четырех лет исключительно
упорного труда и является итогом всей моей творческой жизни. Я считаю
ее своим шедевром». Убранство капеллы достойно завершило цепь его
художественных свершений. Скончался художник в Симье под Ниццей на руках
у дочери Маргариты, в возрасте 84 лет. Оба его сына – Жан и Пьер,
унаследовавшие от отца любовь к искусству, стали скульпторами.
«Волшебник цвета», «живописец счастья»…
Так называли художника, создавшего «радость жизни». Прекрасно сказал о
нем один из лучших молодых живописцев того времени Андре Маршан: «Анри
Матисс, в котором жило счастье, всю свою жизнь неутомимо и с вниманием,
одновременно влюбленным и восхищенным, следил за тысячами проявлений
того, что происходит на земле. Он обладал глубоко проникновенным
взглядом ребенка, ищущим основной нерв явлений этого мира. Какой взгляд,
какое небо, обретенное для людей!» |