Идея воссоединения
католической и православной церквей в принципе не отвергалась ни той, ни
другой с самого момента их раскола в 1054г. В Украине первые попытки
объединения церквей имели место еще в XIII в., а после Флорентийского
собора 1439 г, идея эта едва не осуществилась. Однако на пути воплощения
этой, в сущности, весьма привлекательной идеи стояли века недоразумений
и взаимных подозрений.
Поскольку
католическая церковь на протяжение многих столетий придавала решающее
значение укреплению своих рядов и организационной мощи, то православные
особенно опасались разговоров о воссоединении, усматривая за ними
попытку подчинить Восточную церковь Западной. И, надо сказать, опасалась
не без оснований. На протяжении всего XVI века убежденные в своем
превосходстве польские католики, собственно, и не скрывали, с какой
целью они склоняли (а порой и открыто принуждали) к так называемой унии
православных украинцев. Поляки надеялись, что с введением унии
произойдет немедленное и полное растворение православных украинцев среди
прочего населения Речи Посполитой, а католицизм существенно расширит
пределы своего влияния на востоке.
В 1577г, широкий
резонанс получает знаменитое рассуждение Петра Скарги "О единстве Церкви
божьей” . В то же время иезуиты систематически вели и, так сказать,
индивидуальную работу среди ведущих украинских магнатов, дабы склонить
их к поддержке идеи унии хотя бы в принципе- чего им и удалось добиться
от многих, и даже от самого князя Острожского. А уж король Сигизмунда
III, ревностный католик, использовал все свое влияние для того, чтобы от
принципиального согласия перейти к непосредственному исполнению
иезуитской затеи. У могли быть и более веские причины для ее поддержки,
чем религиозное рвение, - причины политические: уния еще теснее
привязала бы Украину и Белоруссию к Речи Посполитой и отдалила от
влияния соседней православной Московии.
Как ни странно, но
непосредственный импульс к заключению унии был дан православной
стороной. В 1590 г. православный епископ Львова Гедеон Балабан,
доведенный до бешенства непрекращающимися стычками с братством, а более
всего- бестактным, по его мнению, вмешательством в эти "домашние дрязги”
константинопольского патриарха, поставил вопрос об унии с Римом на
тайном съезде православных епископов в Белзе. Нашлись еще три епископа,
которые согласились с Балабаном. Этими тремя епископами были Кирило
Терлецкий из Луцка, Дионисий Збируйский из Холма и Леонтий Пелчицкий из
Турова. Позднее к заговорщикам примкнул Ипатий Потий из Володимира-
авантюрист знатного рода, лишь недавно рукоположенный в православные
священники, а до этого успевший побывать в кальвинистах. Именно он с
Терлецким возглавил заговор епископов.
Конечно, не так-то
легко разобраться в мотивах заговорщиков, в этой причудливой смеси
своекорыстия и "идейных” соображений о выгодах или не выгодах самой
церкви. Им хотелось порядка и дисциплины среди православных- такого, как
у католиков. Хотелось, чтобы авторитет епископа несмотря ни на что был
непререкаем в глазах всего духовенства и мирян. Они заявляли своей
пастве, что, став частью католической церкви, она получит наконец равные
со всеми права в Речи Посполитой: и мещан больше никто не обидит в их
городах, и дворян не обойдут выгодными местами по службе. Да и карьера
самих епископов не замедлила бы резко взлететь: в случае уравнения их в
правах с католическими иерархами они получали места в Сенате и могли
реально влиять не только на церковные, но и на государственные дела.
Вдохновленные столь радужной перспективой, заговорщики в условиях
строгой конспирации провели серию переговоров с королевскими
чиновниками, католическими епископами и папским нунцием. Наконец в июне
1595г. четыре православных епископа официально объявили о своем согласии
привести свою церковь к унии с Римом. Они обязались безоговорочно
признать авторитет папы во всех вопросах веры и догмата- взамен на
гарантии сохранения традиционной православной литургии и церковных
обрядов, а также традиционных прав священников вроде права обзаводиться
семьей. И уже в конце 1595г. Терлецкий и Потий отправились в Рим, где
папа Клемент VIII провозгласил официальное признание унии.
Только после этого
весть об унии стала достоянием православной общины. Разумеется,
негодованию украинцев не было предела. И даже такие их лидеры, как князь
Острожский, внутренне уже склонявшиеся к идее унии, были взбешены тем,
как коварно, нагло и бездарно эта идея была проведена в жизнь. В
открытом письме к четырем епископам, получившем широкий резонанс, князь
называл заговорщиков "волками в овечьей шкуре” , предавшими свою паству.
И призывал верующих к неподчинению самозванным вершителям их судеб.
Направив официальный протест королю, князь Острожский в то же самое
время вступает в антикатолический сговор с протестантами, угрожая
поднять вооруженное восстание. По всей Украине и Белоруссии православное
дворянство срочно съезжалось на местные собрания, чтобы гневно осудить
унию. И даже епископы Балабан и Копыстенский, напуганные размахом
протеста, отреклись от собратьев- заговорщиков и сделали формальные
заявления о том, что они вместе со всеми православными выступают против
унии. Для разрешения конфликта в 1596г. в Бресте созывается церковный
собор. Никогда прежде не знали Украина и Белоруссия столь многолюдных
церковных собраний. Противников унии представляли два выше упомянутых
епископа, православные иерархи из-за границы, десятки выборных
представителей дворянства, более 200 священников и множество мирян.
Чтобы обеспечить их безопасность, князь Острожский явился на собор во
главе собственных вооруженных отрядов. Напротив. Ряды сторонников унии
были весьма и весьма малочисленны и состояли всего лишь из четырех
православных епископов, а также горстки католических иерархов и
королевских чиновников.
Едва начавшись,
переговоры зашли в тупик: стало очевидно, что стороны общего языка не
найдут. Понимая бессмысленность дальнейших препирательств, униаты прямо
заявили, что никакие доводы разума не заставят их отречься от унии. И
как ни протестовали православные, к каким угрозам ни прибегали- все было
бесполезно, потому что выходов из такой ситуации оставалось только два:
заставить униатов отступиться- или заставить короля лишить их
епископского сана. То и другое оказалось совершенно невозможно.
Так украинское
общество раскололось на две неравные половины: с одной стороны
православные магнаты, большинство духовенства, народ; с другой- бывшие
иерархи православной церкви с кучкой своих приверженцев. Однако на эту
вторую чашу весов был брошен столь весомый аргумент, как королевская
поддержка, - и так какое-то время обе чаши пребывали в равновесии, т.е. в
той парадоксальной ситуации, когда иерархи обходились без церкви, а
церковь- без иерархов... Начавшись попыткой объединения христианских
церквей и всех верующих христиан, Брестская уния привела к их
дальнейшему разъединению, потому что теперь на месте двух церквей
существовали уже три- католическая, православная и униатская, или
греко-католическая, как ее впоследствии стали называть.