Творчество Гавриила Романовича Державина долгое время воспринималось как литературный памятник, как что-то застывшее, трудно воспринимаемое современным языком и мышлением. Вряд ли могло быть иначе в атмосфере всеобщего безбожия, когда с детства внушалась мысль о том, что первична материя, а не дух.

Но вот, наконец, освобождаясь от духовной слепоты, мы имеем возможность внимательно прочитать, проанализировать с духовной точки зрения то великое произведение, которое сам писатель считал главным, - поэму «Бог», по вполне понятным причинам, не  изучавшуюся в советской школе.

Читатель  постепенно погружается в это кажущееся неприступным произведение – и вместе с автором как будто возвращается к началу Дней Творения, пытаясь прикоснуться к Тайне Святой Троицы; задуматься о  безначальности и бесконечности Вездесущего Творца.

«О ты, пространством бесконечный,

Живый в движеньи вещества,

Теченьем времени превечный,

Без лиц, в трех лицах божества!

Дух всюду сущий и единый,

Кому нет места и причины,

Кого никто постичь не мог,

Кто все собою наполняет,

Объемлет, зиждет, сохраняет,

Кого мы называем: бог…» -

и вот тяжёлый, на первый взгляд, слог,  множество архаизмов и устаревших окончаний перестают быть препятствием! Наоборот, они  рождают чувства, которые испытывает нормальный человек при виде величественного собора, многоярусного иконостаса, при слушании духовного концерта или симфонии!

Не случайно «Бог» - признанный мировой шедевр, первое произведение, переведённое на многие европейские языки, и даже, на… японский! Значит, несмотря на языковой и где–то даже религиозный барьер, в ней было услышано главное – единоначалие мироздания, величие Творца:

«Измерить океан глубокий,

Сочесть пески, лучи планет

Хотя и мог бы ум высокий, -

Тебе числа и меры нет!»

Благотворное влияние церковнославянского языка, многократно звучащее в поэме, возвышает душу, пробуждает, как писал уже в 20 веке русский философ Евгений Николаевич Трубецкой, «…горение к небесам»; невольно заставляет задуматься о вечности. Именно поэтому возникает чувство благоговения, ощущение причастности к вечному мирозданию:

«Не могут духи просвещенны,

От света твоего рожденны,

Исследовать судеб твоих:

Лишь мысль к тебе взнестись дерзает,

В твоем величьи исчезает,

Как в вечности прошедший миг».

Можно сказать, что мысли великого поэта, патриота, «державного мужа», как называли  Г.Р.Державина современники, является истоком многих великих литературных произведений 19-го, и даже 20-го века, мыслей русских философов, что и будет рассмотрено в данной работе; потому что истинный патриотизм невозможен без религиозного чувства в высшем его проявлении.

По мнению известного исследователя русской литературы, профессора М.М.Дунаева, даже среди своих современников, своего окружения, Г.Р. Державин был явлением исключительным, потому что 18–ый век с духовной точки зрения, время очень непростое. Эта бесспорная исключительность проявляется буквально в каждой строке поэмы.

Вот возникает один из самых мучительных вопросов не только высокого искусства, но и человеческого бытия, над которым многие из окружения поэта перестали задумываться в погоне за сиюминутной славой и благополучием, –  быстротечность человеческой жизни. Антиномия  земного времени и вечности пронизывает всё произведение – и разрешиться может   не иначе, как только в Самом Творце.

«Хаоса бытность довременну

Из бездн ты вечности воззвал,

А вечность, прежде век рожденну,

В себе самом ты основал:

Себя собою составляя,

Собою из себя сияя,

Ты свет, откуда свет истек.

Создавый всe единым словом,

В твореньи простираясь новом,

Ты был, ты есть, ты будешь ввек!»

«Ты цепь существ в себе вмещаешь,

Ее содержишь и живишь;

Конец с началом сопрягаешь

И смертию живот даришь» -

к этой мысли поэт возвращается неоднократно и в самой поэме, и в других произведениях, тем более, что  в творчестве поэта множество стихотворных переложений псалмов.

Теперь, как было сказано ранее, обратимся к творчеству других, более поздних писателей, и специально начнём с поэзии Серебряного века, чтобы подчеркнуть «сверхвременное» в русской литературе, несмотря даже на трагические потрясения 20–го века.

Перед нами мучительные рассуждения лирического героя К.Д.Бальмонта, обычно не проявлявшего такой силы религиозного чувства, как его великий предшественник. В стихотворении «Зачем?» звучит почти что ропот, которого, очевидно, не могло быть у самого Г.Р.Державина:

«Зачем Ты даровал мне душу неземную

И приковал меня к земле?»

Или

«Велик Ты, Господи, но мир твой неприветен,

Как всё великое, он нем…».

Но в финальном стихотворении цикла «Снежные цветы» мысли напрямую перекликаются с одой Г.Р.Державина:

«Мне открылось, что времени нет,

Что недвижны узоры планет,

Что бессмертие к смерти ведёт.

Что за смертью бессмертие ждёт».

И, конечно, наиболее ярким примером единства мыслей двух очень разных  поэтов является стихотворение без названия, заканчивающее замечательными словами:

«Одна есть в мире красота –

Любви, печали, отреченья

И добровольного мученья

За нас распятого Христа».

А вот пример иного направления Серебряного века.

«Большая вселенная в люльке

У маленькой вечности спит» -

эти  удивительные строки создал  мучительным путём пришедший к Православию О.Э.Мандельштам –  ведь и для его лирического героя на смену земным критериям бытия тоже приходит совсем иная реальность.

И в 30-е годы, многое выстрадав,  О.Э.Мандельштам так обратился  ко всем поколениям людей:

«И под временным небом чистилища

Забываем мы часто о  том,

Что счастливое небохранилище

Раздвижной и пожизненный дом».

Написанные  в годы гонений безбожной власти,  слова эти напоминают, что только вера в Вечную Жизнь помогает оставаться человеком в любых испытаниях. Именно вера, пусть даже не в столь трагической реальности, помогает и лирическому герою Г.Р.Державина, что станет очевидным далее.

Незадолго до смерти, тоже в страшные послереволюционные годы в книге с говорящим названием «Смысл жизни» князь Е.Н.Трубецкой написал: «…в величайших произведениях искусства…нам открывается сверхвременное созерцание временной последовательности…». Эти слова с полным правом  можно отнести и к оде как произведению искусства, и к лирическому герою, а по сути, и к самому поэту, который прежде всего созерцает и размышляет, а  потому и постигает, что Бог – «…свет, откуда свет истек…» и то, что Он «… был и есть, и  будет ввек…», а потому «…смертию живот дарит…». Потому и нет здесь ни обречённой грусти, ни мучительных переживаний о том, что ждёт нас после земной жизни и для чего приходит человек в этот мир.

Хотя, конечно, эта почти безысходная грусть встречается в русской литературе у многих бесспорно великих православных  поэтов, рождая прекрасные стихи и давая повод для размышления.  Именно размышления, а не отчаяния. Примеры того - «Молчание» и «Фонтан» Ф.И.Тютчева,  «Бескрылый дух…» В.С.Соловьёва, «Миг», «Минута», «Август», «Маки», «Закатный в поле звон» И.Ф.Анненского,  «Во многом знании немалая печаль…» Н.А.Заболоцкого и др.

Лирический герой  Ф.И.Тютчева в стих. «Молчание» призывает жить лишь «…в самом себе», потому что отчаялся, или же в конце пути «…упасть на землю осуждён…» в стих. «Фонтан».

Лирический герой  В.С.Соловьёва  в вышеуказанном произведении будет ждать  …

«…с мучительной  тоской

Вновь отблеска нездешнего виденья,

Вновь отзвука гармонии святой».

Для лирического героя И.Ф.Анненского «Миг ушёл ещё живой, но ему уж не светиться…» в стих. «Миг»; или у него возникает мучительный риторический вопрос  в стих. «Закатный в поле звон»:

«Что нам сулит этот звон?

Или и мы там застынем,

Как жемчуга островов

Стынут по заводям синим?»

Похожий вопрос задаёт, обращаясь к Создателю, и лирический герой Н.А.Заболоцкого:

«…Зачем Ты создал мир, и милый, и кровавый,

И дал мне ум, чтоб я его постиг? »

Этот список примеров можно продолжать, но  возвращаемся к оде Г.Р.Державина. В отличие от рассмотренных выше мыслителей, его  лирический герой не отчаивается, а пытается постичь Премудрость Творца или хотя бы прикоснуться к Ней. Совершается это, конечно, не без огромного духовного напряжения, иначе невозможно; но без «тоски мимолётности» И.Ф.Анненского или постоянного безответного крика «Зачем?» К.Д.Бальмонта. Премудрость Божия постигается прежде всего через вечную красоту сотворённого мира! (В отличие от языческого мышления, обожествлявшего саму природу.) В таком постижении и есть ответ на многие кажущиеся безответными вопросы:

«Как искры сыплются, стремятся,

Так солнцы от тебя родятся;

Как в мразный, ясный день зимой

Пылинки инея сверкают,

Вратятся, зыблются, сияют,

Так звезды в безднах под тобой».

Нет в оде щемящего душу пейзажа, созданного, к примеру, А.А.Фетом. Ф.И.Тютчевым, А.К.Толстым и др. Но какой яркий, запоминающийся образ, показывающий Вездесущность Творца!

Спустя примерно два века известный духовный поэт и исполнитель своих песен -  иеромонах Роман напишет:

«В любой букашке и в любом листе,

В сиянье звёзд и на земле унылой,

Куда ни глянь, повсюду и везде

Таится оживляющая сила!»

Эта «оживляющая сила» таится и в приведённых выше, и в других строках оды. А ещё задолго до создания Г.Р.Державиным его шедевра другой великий человек - М.В.Ломоносов сказал, что Господь создал две книги: Библию и наш земной мир. В Библии Он показал Свою Мудрость, а в сотворённом мире Своё Величие. О том нам вещает и каждая строка бессмертной оды. Для лирического героя Г.Р.Державина, как и для  многих поэтов более позднего времени, образ природы -    это  ступень духовного восхождения, живая связь с Творцом, нерукотворный Храм Его, а не «мастерская», по словам известного обречённого персонажа! (Недаром и архитектура, и роспись любого православного храма отражают мир, каким его создал Творец).

И бесспорная истина  эта в середине 19-ого века станет главной темой  стихотворного письма А.К.Толстого К.С.Аксакову:

«…В каждом шорохе растенья

И в каждом шелесте листа

Другое слышится мне пенье,

Видна иная красота.

Я в них иному гласу внемлю

И, мыслью сметною дыша,

Гляжу с любовию на землю,

Но выше просится душа ».

К такому выводу лирический герой приходит, вдоволь налюбовавшись земными красотами и насладившись земными радостями.   И у Г.Р.Державина  «иная красота» и в «пылинках инея», и в «сыплющихся искрах», и в «горящих эфирах».

Позже  -  на рубеже 19 – 20 веков поэт и религиозный философ В.С. Соловьёв и вовсе не показывает красоту земного пейзажа, несмотря на название стихотворения  «В Альпах»; но эта  красота  пробуждает «Мыслей без речи и чувств без названия радостно – мощный прибой». В произведении  создан образ парящей  над землёй души, окрылённой красотой  земного  пейзажа. Лирический герой хочет донести до читателя  свои духовные переживания:

«Синие горы кругом надвигаются,

Синее море вдали;

Крылья души над землёй поднимаются –

Но не покинуть земли! »

И вот «…зыбкая насыпь надежд и желания», которую «смыло волной голубой»,  в финале превращается  в «…берег надежды и берег желания…»,  который  волна уже смыть не может. И вообще земная красота – это, по словам того же В.С. Соловьёва в статье «Красота в природе» ,  «…преображение материи чрез воплощение  в ней другого – сверхматериального начала», т.е. Творца! Естественно, что образ парящей, преображённой,  летящей к Творцу души присутствует и у  Г.Р.Державина, о чём будет сказано несколько позже.

«Словесность и музыка суть две сестры родные,» - сказал один из поэтов 18 века. Бесспорно, тем более, что стих и музыка когда – то были неделимы. Да и приведённые выше слова Е.Н. Трубецкого  прежде всего относятся к музыке, о потом  и к другим видам искусства. Конечно, привычная нашему сознанию музыкальность стиха С.А.Есенина или Н.М.Рубцова не присуща величественному слогу Г.Р.Державина, но в произведении звучит, как говорили ещё древние греки, « музыка небесных сфер», которую не дано слышать человеку:

Светил возженных миллионы

В неизмеримости текут,

Твои они творят законы,

Лучи животворящи льют.

Но огненны сии лампады,

Иль рдяных кристалей громады,

Иль волн златых кипящий сонм,

Или горящие эфиры,

Иль вкупе все светящи миры -

Перед тобой - как нощь пред днем».

И именно здесь и сейчас нельзя не вспомнить об одном из самых прекрасных произведений, созданном в середине 19 века А.А.Фетом:

"На стоге сена ночью южной

Лицом ко тверди я лежал,

И хор светил ,живой и дружный,

Кругом раскинувшись, дрожал".

Перед  лирическим героем единый, слаженный хор, ангельский хор, поющий  Славу Создателю.  На небе, как и на иконе, всё живое -  потому и приводит образ звёздного неба к мысли о Творце и лирического героя, и мыслящего человека  вообще, как и лирического героя Г.Р.Державина в приведённых выше строках. Потому и появляется у лирического  героя такой душевный, даже духовный, настрой:

«Земля, как смутный сон, немая.

Безвестно уносилась прочь,

И я, как первый житель рая,

Один в лицо увидел ночь».

Всё здесь, как и в каждой строке оды, в ином измерении, в иной – духовной  реальности:

«Я ль нёсся к бездне полуночной,

Иль сонмы звёзд ко мне неслись…

Казалось , будто в длани мощной

Над этой бездной я завис».

Оттого и трепет, и смятение, но не безысходность и страх, а  благоговение перед величием  «Творца Всяческих», по словам русского философа А.И.Ильина:

«И с замираньем и смятеньем

Я взором мерил глубину,

В которой с каждым я мгновеньем

Всё невозвратнее тону».

Этот «космический ряд» можно продолжать до бесконечности, но завершим рассуждения о музыке небесных сфер  сопоставлением  с прекрасным,  известным каждому произведением М.Ю.Лермонтова «Выхожу один я на дорогу…».